Эдгар Аллан По. СТРАНА ФЕЙ

Сядь, Изабель, сядь близ меня,

Где лунный луч скользит играя,

Волшебней и прекрасней дня.

Вот — твой наряд достоин рая!

Двузвездьем глаз твоих я пьян!

Душе твой вздох как небо дан!

Тебе взвил кудри отблеск лунный,

Как ветерок цветы в июне.

Сядь здесь! — Кто нас привел к луне?

Иль, дорогая, мы — во сне?

Огромный был цветок в саду

(Для вас он роза), — на звезду

В созвездьи Пса похож; колеблем

Полночным ветром, дерзко стеблем

Меня хлестнул он, что есть сил,

Живому существу подобен,

Так, что, невольно гневно-злобен,

Цветок надменный я сломил, —

Неблагодарности отмстил, —

И лепестки взвил ветер бурный,

Но в небе вдруг, в просвет лазурный.

Взошла из облаков луна,

Всегда гармонии полна.

Есть волшебство в луче том

(Ты поклялась мне в этом!)

Как фантастичен он, —

Спирален, удлинен;

Дробясь в ковре зеленом,

Он травы полнит звоном.

У нас все знать должны,

Что бледный луч луны,

Пройдя в щель занавески,

Рисуя арабески,

И в сердце темноты

Горя в любой пылинке,

Как в мошке, как в росинке, —

Сон счастья с высоты!

Когда ж наступит день?

Ночь, Изабель, и тень

Страшны, полны чудес,

И тучевидный лес,

Чьи формы брезжут странно

В слепых слезах тумана.

Бессмертных лун чреда, —

Всегда, — всегда, — всегда, —

Меняя мутно вид,

Ущерб на диск, — бежит,

Бежит, — улыбкой бледной

Свет звезд гася победно.

Одна по небосклону

Нисходит — на корону

Горы, к ее престолу

Центр клонит, — долу, — долу, —

Как будто в этот срок

Наш сон глубок — глубок!

Туман огромной сферы,

Как некий плащ без меры,

Спадает в глубь долин, —

На выступы руин, —

На скалы, — водопады, —

(Безмолвные каскады!) —

На странность слов, — о горе! —

На море, ах! на море!

Эварист Парни. СОН ВОИНОВ

Битва кончилась: ратники 

пируют вокруг зажжённых 

дубов...

...Но вскоре пламень потухает

И гаснет пепел чёрных пней,

И томный сон отягощает

Лежащих воев средь полей.

Сомкнулись очи; но призраки

Тревожат краткий их покой:

Иный лесов проходит мраки,

Зверей голодных слышит вой;

Иный на лодке лёгкой реет

Среди кипящих в море волн;

Веслом десница не владеет,

И гибнет в бездне бренный чёлн;

Иный места узрел знакомы,

Места отчизны, милый край!

Уж слышит псов домашних лай

И зрит отцов поля и домы,

И нежных чад своих... Мечты!

Проснулся в бездне темноты!

Иный чудовище сражает —

Бесплодно меч его сверкает;

Махнул ещё, его рука

Подъята вверх... окостенела;

Бежать хотел — его нога

Дрожит, недвижима, замлела;

Встаёт, и пал! Иный плывёт

Поверх прозрачных, тихих вод,

И пенит волны под рукою;

Волна, усиленна волною,

Клубится, пенится горой

И вдруг обрушилась, клокочет;

Несчастный борется с рекой,

Воззвать к дружине верной хочет,

И голос замер на устах!

Другой бежит на поле ратном,

Бежит, глотая пыль и прах;

Трикрат сверкнул мечом булатным,

И в воздухе недвижим меч!

Звеня, упали латы с плеч...

Копьё рамена прободает,

И хлещет кровь из них рекой;

Несчастный раны зажимает

Холодной, трепетной рукой!

Проснулся он... и тщетно ищет

И ран, и вражьего копья.

Но ветр шумит и в роще свищет;

И волны мутного ручья

Подошвы скал угрюмых роют,

Клубятся, пенятся и воют

Средь дебрей снежных и холмов...

Уильям Блейк. ЗОЛОТАЯ ЧАСОВНЯ

Перед часовней, у ворот,

Куда никто войти не мог,

В тоске, в мольбе стоял народ,

Роняя слезы на порог.

Но вижу я: поднялся змей

Меж двух колонн ее витых,

И двери тяжестью своей

Сорвал он с петель золотых.

Вот он ползет во всю длину

По малахиту, янтарю,

Вот, поднимаясь в вышину,

Стал подбираться к алтарю.

Разинув свой тлетворный зев,

Вино и хлеб обрызгал змей...

Тогда пошел я в грязный хлев

И лег там спать среди свиней!

О. Э. МАНДЕЛЬШТАМ . NOTRE DAME

Где римский судия судил чужой народ -

Стоит базилика, и - радостный и первый -

Как некогда Адам, распластывая нервы,

Играет мышцами крестовый легкий свод.

Но выдает себя снаружи тайный план,

Здесь позаботилась подпружных арок сила,

Чтоб масса грузная стены не сокрушила,

И свода дерзкого бездействует таран.

Стихийный лабиринт, непостижимый лес,

Души готической рассудочная пропасть,

Египетская мощь и христианства робость,

С тростинкой рядом - дуб, и всюду царь - отвес.

Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,

Я изучал твои чудовищные ребра, -

Тем чаще думал я: из тяжести недоброй

И я когда-нибудь прекрасное создам...

Уильям Блейк.ТИГР

Тигр, о тигр, светло горящий

В глубине полночной чащи,

Кем задуман огневой

Соразмерный образ твой?

В небесах или глубинах

Тлел огонь очей звериных?

Где таился он века?

Чья нашла его рука?

Что за мастер, полный силы,

Свил твои тугие жилы

И почувствовал меж рук

Сердца первый тяжкий стук?

Что за горн пред ним пылал?

Что за млат тебя ковал?

Кто впервые сжал клещами

Гневный мозг, метавший пламя?

А когда весь купол звездный

Оросился влагой слезной, -

Улыбнулся ль, наконец,

Делу рук своих творец?

Неужели та же сила,

Та же мощная ладонь

И ягненка сотворила,

И тебя, ночной огонь?

Тигр, о тигр, светло горящий

В глубине полночной чащи!

Чьей бессмертною рукой

Создан грозный образ твой?

Уильям Блейк.ЛОНДОН

По вольным улицам брожу,
У вольной издавна реки.
На всех я лицах нахожу
Печать бессилья и тоски.

Мужская брань и женский стон
И плач испуганных детей
В моих ушах звучат, как звон
Законом созданных цепей.

Здесь трубочистов юных крики
Пугают сумрачный собор,
И кровь солдата-горемыки
Течет на королевский двор.

А от проклятий и угроз
Девчонки в закоулках мрачных
Чернеют капли детских слез
И катафалки новобрачных.

Михаил Лермонтов. НЕ ВЕРЬ СЕБЕ

Не верь, не верь себе, мечтатель молодой,

Как язвы, бойся вдохновенья...

Оно - тяжелый бред души твоей больной

Иль пленной мысли раздраженье.

В нем признака небес напрасно не ищи -

То кровь кипит, то сил избыток!

Скорее жизнь свою в заботах истощи,

Разлей отравленный напиток!

Случится ли тебе в заветный, чудный миг

Отрыть в душе давно безмолвной

Еще неведомый и девственный родник,

Простых и сладких звуков полный,-

Не вслушивайся в них, не предавайся им,

Набрось на них покров забвенья:

Стихом размеренным и словом ледяным

Не передашь ты их значенья.

Закрадется ль печаль в тайник души твоей,

Зайдет ли страсть с грозой и вьюгой,

Не выходи тогда на шумный пир людей

С своею бешеной подругой;

Не унижай себя. Стыдися торговать

То гневом, то тоской послушной

И гной душевных ран надменно выставлять

На диво черни простодушной.

Какое дело нам, страдал ты или нет?

На что нам знать твои волненья,

Надежды глупые первоначальных лет,

Рассудка злые сожаленья?

Взгляни: перед тобой играючи идет

Толпа дорогою привычной;

На лицах праздничных чуть виден след забот,

Слезы не встретишь неприличной.

А между тем из них едва ли есть один,

Тяжелой пыткой не измятый,

До преждевременных добравшийся морщин

Без преступленья иль утраты!..

Поверь: для них смешон твой плач и твой укор,

С своим напевом заученным,

Как разрумяненный трагический актер,

Махающий мечом картонным...